дополнительно:
Сначала был пустой коридор и запах отбеливателя. Детдомовская кухня. Крик воспитательницы, которая всегда кричит, потому что иначе не слышит сама себя. У Дани не было фотографий родителей. Не было историй, которыми хвастаются другие дети: как отец подарил велосипед, как мать шила платье. У неё было только «неизвестно». Фамилия без корней. Кровь без родословной.

Воспитатели говорили: славянка с примесью итальянской крови. Скулы резкие, губы чужие. Не своя. Вечно не своя.

Она рано научилась воровать. Сначала печенье с кухни. Потом мелочь из кармана у воспитателя, пока тот спал в дежурки. Деньги пахли табаком и грязными пальцами. Ей нравился этот запах. Словно подтверждение: мир можно брать руками. Мир никому не принадлежит, кроме тех, кто тянет его из чужого кармана.

Пятнадцать лет. Даника решает, что хватит. Слишком много детей в одной комнате, слишком мало воздуха. Она сбегает через дырку в заборе. Никто не заметил. Никто не позвал обратно. А на улице ждали такие же — подростки с пустыми глазами, которые знали только один способ общения: через кражу. Они стали её новой семьёй.

Семья — это когда вы вместе дерёте карманы пьяных прохожих. Когда делите сигарету на пятерых. Когда вас гонят собаки, а вы смеётесь, потому что всё равно убежите. Семья — это банда, где каждый нож может оказаться в твоей спине. Но выбора нет.

Первая серьёзная ошибка — неделя спустя. Украденный телефон. Сирены. Удар лицом о капот полицейской машины. Металлический привкус крови. Колония для несовершеннолетних. Там жизнь пахнет потом и железом. Там детей ломают до взрослости. Там Дани впервые поняла, что одиночество — это роскошь.

В колонии она встретила настоящих волков. С татуировками, которые делают из зубной пасты и иглы. С планами, которые всегда заканчиваются тюремной зоной. Она училась у них. Наблюдала, как прятать лезвие. Как смотреть прямо в глаза, не моргая, когда тебе угрожают. Как притворяться слабой, пока не ударишь первой.

Срок закончился. Но настоящая жизнь началась именно после.

Он появился будто из ниоткуда. Итальянец. Старый, но не сломанный. Человек, о котором говорят шёпотом. Бывший преступник, теперь — авторитет. Он увидел её. Сначала просто девчонку с глазами, в которых слишком много пустоты. А потом — инструмент.

Он удочерил её. Документы, фамилия, новая жизнь. Только не для семьи, а для дела. Она стала его дочерью не по крови, а по контракту. Настоящий отец? Может быть. Но больше — хозяин.

Он научил её стрелять. Показал, как открывать замок без ключа. Учил разговаривать с людьми так, чтобы они верили и сдавались. Даника росла его оружием. Его продолжением.

Сейчас ей тридцать один. У неё нет прошлого, кроме бумажки с графой «неизвестно». Нет будущего, кроме следующего дела. Есть только настоящее, и оно всегда пахнет бензином, кровью и деньгами.

Она живёт по принципу: бери от жизни всё. Не оставляй ничего.

Воры не строят домов. Воры не заводят детей. У них нет портретов на стенах и свадебных фотографий. У них есть ночь, рев мотора и мешок с добычей на заднем сиденье.

Даника не верит в Бога. Не верит в семью. Не верит в завтра. Она верит только в то, что всё, что лежит перед тобой, уже твоё. Нужно лишь взять. И если мир однажды рухнет — она будет той, кто вытащит из руин последнее, что ещё блестит.